– Ложись. Тебе тоже нужен отдых, не на краю кровати же тебе сидеть до утра, а я, считай, что уже отправилась в поход. Сон после такого ко мне точно не придет…

Мира послушно кивнула. Она вообще после ухода чародея была на диво тиха и кротка. Я вытащила из шкафа один из своих прогулочных нарядов, молча облачилась в него, села на стул перед трюмо и принялась сосредоточенно расчесывать волосы, сцепив зубы и хмуро смотря в зеркало.

– Ваше высочество. – Робкий голос служанки заставил меня бросить взгляд поверх отраженного плеча на Миру. – Она пророчествовала? – Я молча кивнула и продолжила причесываться. – Вы запомнили пророчество?

Еще один кивок. Мне совершенно не хотелось пересказывать его служанке – нервировать пожилую женщину я точно не собиралась, и так уже натерпелась.

– Не переживай, ничего страшного она не говорила. – Я отложила гребень и принялась заплетать тугую косу, начав чуть ниже макушки.

Мира молчала, и отчего-то казалось, что она не поверила в мои слова. Но ведь и правда, разве девочка сказала что-то страшное?

Я прокрутила мысленно все, что Мария успела выдать до того, как ее скрутил приступ.

Она явно не закончила пророчество, там должно было быть что-то еще… Эх, Мария, Мария, неужели из-за этого дара ты лишилась голоса?

Когда я закончила заплетаться и обернулась, то увидела, что Миру все же сморил сон – она прикорнула на уголке кровати, держа ладонь поверх живота девочки. Стараясь издавать как можно меньше звуков, я вышла из покоев и быстрым шагом направилась в королевский кабинет.

Не успела я и дверь за собой закрыть, как Рудольф тут же задал вполне ожидаемый вопрос:

– Что она говорила?

Очевидно, что Фарралю не было нужды спрашивать, пророчила Мария или нет. И, очевидно, ему эти симптомы были очень хорошо знакомы.

Бедная Изерда…

– Явится она во времена смутные, неся пламя белое на ладонях своих. Меч верный покинет хозяина, и тьма придет за светом, с гор спустившись. Прольется кровь простая и кровь благородная. И погаснет пламя белое в руке ее… – закончила я и вздохнула.

Рудольф выругался, потом сжал кулаки, прошелся по кабинету и разразился столь отборной бранью, что я даже заинтересованно округлила глаза, запоминая цветастые идиоматические выражения и мысленно прикидывая, в какой ситуации смогу их применить.

– Ваше высочество, это – все? – когда запас ругательств у короля иссяк и тот опустился в кресло, уточнил у меня чародей, что выглядел не в пример лучше, чем после изгнания из меня твари-паразита. Я молча кивнула.

– Что это значит, Фарраль? Нет, не пророчество, а все вот это. – На Рудольфа было страшно смотреть: дикий взгляд темных глаз, гневно трепещущие крылья носа, мелкая судорога то и дело пробегала по губам, превращая лицо в звериную скалящуюся морду. Чародей поднял руки ладонями перед собой, призывая его успокоиться, и, к удивлению, это сработало. Через пару минут тишины, за которые я успела устроиться в единственном свободном кресле, доплести кончик косы и вдоволь наглядеться на носки своих сапог, тяжелое дыхание Рудольфа утихло, сам он, растерев лицо и на некоторое время спрятав его в ладонях, если не успокоился окончательно, то хотя бы просто взял себя в руки, усмирив бушующие эмоции.

– Отвечая на ваш вопрос, ваше величество, – чародей был предельно серьезен и официален, отставив в сторону привычную дружескую манеру общения, – Мария – пророчица. Причем очень сильная для человеческой девочки. Чтобы вывести ее душу из Грани и вернуть в тело, потребовались такие силы, какие я тратил в свое время на вашу супругу, да упокоится ее душа…

– Да мне плевать, кто или что она такое! – Король рыкнул на чародея, глянув поверх сплетенных перед лицом пальцев. – Эва отправляется на войну через неполные пять часов, а мы получаем пророчество, которое предвещает «угасание белого пламени в ее руке»! Она отправляется на верную смерть, это даже мне ясно!

– При всем уважении, – холоду в голосе чародея позавидовали бы горные вершины, – мы все умрем рано или поздно. Но сказано ясно, что это может случиться только тогда, когда «меч покинет хозяина», рискну предположить, что речь о мече защитника веры, вернее, теперь защитницы, что сейчас принадлежит принцессе.

– А остальное? Тьма с гор, это же явно про этого выкормыша Аримана!

– Но он все еще не пришел за ней, не так ли? – Чародей флегматично пожал плечами и достал кисет, планируя набить трубку.

– Фарраль, видит Светозарная, я считаю тебя своим другом, но если ты сейчас… – начал снова заводиться Рудольф, и я поняла, что надо вмешаться. Даже если чародей с высоты своей мудрости проигнорирует все угрозы короля, то все же не стоит допускать разлада между ними тогда, когда я собираюсь покинуть столицу.

– Отец, позволь, я скажу.

Рудольф перевел на меня взгляд, помолчав несколько мгновений, а потом кивнул.

Я встала, прошлась по кабинету от стены до стены, подбирая слова и заодно давая королю время остыть. Наконец остановилась и подняла взгляд на сидящего за столом монарха.

– Что я усвоила обо всех пророчествах – так это то, что они не всегда сбываются. Подожди! – подняла я руки перед собой, останавливая уже собравшегося высказаться на этот счет Рудольфа. – Да, я явилась в «смутные времена» и принесла «пламя белое», но меч при мне, мой женишок где-то далеко, ничья «кровь благородная» еще не пролилась, да и огонь, вот он, – продемонстрировала я знак на правой руке и вздохнула, резко качнув головой. – Я буду творить свою судьбу. Пусть пророчество будет мне предостережением, подсказкой, но не преградой. В конце концов, ты знаешь, что я должна сделать, – глядя в глаза короля, закончила я.

Сомкнув веки, Рудольф сморщился, словно от острейшей зубной боли. Он отлично понял, что я говорила о вещах более глобальных, чем примирение взбунтовавшихся аристократов.

Фарраль молчал, пристально, хоть и одобрительно, глядя на меня и пуская колечки из все-таки раскуренной трубки.

– Твоя судьба и судьба всего королевства в твоих руках, Эвелин, – произнес король и поднял на меня тяжелый взгляд измученного внутренней борьбой человека. Знак на ладони вдруг опалил меня сухим жаром, словно предупреждая, Фарраль вздрогнул, и мы оба обернулись в одну сторону.

– Мария…

Она же была в Грани!

Мир будто полетел кувырком. Я бросилась в отчего-то распахнувшиеся двери, стрелой помчалась по коридорам, не бегом, а словно бы длинными прыжками, а в голове была лишь одна мысль, даже не мысль – молитва. Я молилась Светозарной, чтобы успеть. Там Мария и Мира, беззащитные перед чудовищем, что пришло на запах юной пророчицы!

Воздух жег легкие, сбивался комком в горле, я видела, как к входу в мои покои сбегается стража, и каким-то чудом проскочила мимо них, обогнав, чтобы со всей силы, со всем гневом влепить правой рукой по щеке жабомордого, что закрывал спиной стоящую в углу Миру.